Двумя днями позже, 22 апреля, Гитлер принял свое последнее и окончательное решение остаться в Берлине до конца. Вскоре столица была полностью окружена русскими, и фюрер утратил всякую способность контролировать события. Ему оставалось лишь организовать свою собственную смерть среди развалин города. Оставшимся вместе с ним нацистским руководителям он объявил, что умрет в Берлине. После совещания 20 апреля Геринг и Гиммлер покинули Берлин с тайной мыслью о мирных переговорах. Геринг, поехавший на юг, предположил, что своим решением остаться в Берлине Гитлер фактически отрекся от власти. И тогда Геринг попросил подтвердить его полномочия, а именно — что он должен действовать в качестве преемника фюрера. Ответом было немедленное смещение его со всех постов.

Последние сцены, происходившие в штаб-квартире Гитлера, описывались довольно подробно в других источниках. Из видных фигур его режима только Геббельс и Борман оставались с ним до самого конца. Русские войска уже дрались на улицах Берлина. В ночь на 29 апреля Гитлер составил свое завещание. Следующий день начался обычной работой в бомбоубежище под имперской канцелярией. В течение дня пришло известие о конце, постигшем Муссолини. Момент его получения зловеще соответствовал всему остальному. Гитлер спокойно позавтракал со своей свитой; окончив завтрак, он пожал руки всем присутствующим и ушел в свое личное помещение. В половине четвертого раздался выстрел. Сотрудники его личного штаба, зайдя в комнату, увидели, что он лежит на диване, сбоку — револьвер. Он покончил с собой выстрелом в рот. рядом с ним лежала мертвая Ева Браун, с которой он тайно обвенчался в один из последних дней. Она отравилась. Трупы их были сожжены во дворе; погребальный костер Гитлера, пылавший под усиливавшийся грохот русских пушек, ознаменовал страшный конец третьей империи.

Оставшиеся руководители провели последнее совещание. В последнюю минуту были предприняты попытки начать переговоры с русскими, но Жуков потребовал безоговорочной капитуляции. Борман предпринял попытку прорваться сквозь русские линии и бесследно исчез. Геббельс отравил шестерых своих детей, а затем приказал какому-то эсэсовцу застрелить его жену и его самого. Остальные сотрудники гитлеровской штаб-квартиры попали в руки русских.

В этот вечер адмирал Дениц в своей штаб-квартире в Голь-штейне получил следующую телеграмму:

«Вместо бывшего рейхсмаршала Геринга фюрер назначает вас, герр гросс-адмирал, своим преемником. Письменные полномочия — в пути. Немедленно примите все меры, каких требует положение. Борман».

Воцарился хаос. Дениц, поддерживавший связь с Гиммлером и полагавший, что последний будет назначен преемником Гитлера в случае падения Берлина, вдруг обнаружил, что внезапно на его плечи без предупреждения взвалили наивысшую ответственность… Перед ним встала задача организовать капитуляцию.

В течение ряда месяцев Гиммлера уговаривали вступить по своей собственной инициативе в личный контакт с западными союзниками в надежде добиться сепаратной капитуляции. Некий генерал войск СС Шелленберг предложил ему в качестве посредника графа Бернадотта — главу шведского Красного Креста, которому время от времени представлялся случай побывать в Берлине. В феврале, а затем в апреле, когда Бернадотт посетил германскую столицу, он тайно встречался с Гиммлером. Но нацистский лидер был слишком сильно связан своей верностью Гитлеру для того, чтобы предпринять что-либо. Заявление фюрера 22 апреля о сопротивлении в Берлине до последнего побудило Гиммлера действовать.

В ночь на 25 апреля в Лондон прибыла телеграмма от английского посланника в Швеции сэра Виктора Маллета. Он сообщал, что в 11 часов вечера 24 апреля его и его американского коллегу Гершеля Джонсона пригласил к себе шведский министр иностранных дел Ботеман. Целью этой беседы была встреча с графом Бернадоттом, приехавшим с неотложной миссией. Бернадотт рассказал им, что Гиммлер находится на Восточном фронте, и просил его срочно встретиться с ним в Северной Германии. Бернадотт предложил в качестве места встречи Любек, и накануне вечером они встретились. Гиммлер, хотя он был утомлен и признал, что с Германией покончено, все же держался спокойно и говорил логично. Он сказал, что Гитлер настолько тяжело болен, что, возможно, он уже мертв или во всяком случае смерть его — вопрос ближайших нескольких дней. Гиммлер заявил, что, пока фюрер занимался делами, он был бы не в состоянии сделать то, что предлагает сейчас, но поскольку с Гитлером все кончено, он может действовать, располагая для этого всеми полномочиями. Затем он спросил, не сможет ли шведское правительство устроить ему встречу с генералом Эйзенхауэром и капитуляцию на всем Западном фронте. Бернадотт сказал, что в этом нет никакой необходимости, так как Гиммлер может просто приказать своим войскам капитулировать, и во всяком случае он не передаст эту просьбу, если Норвегия и Дания не будут включены в эту капитуляцию. Если же это будет сделано, то встреча может еще иметь какой-то смысл, поскольку, возможно, понадобится специальная договоренность относительно того, каким образом и перед кем немцы, находящиеся в этих странах, должны будут сложить оружие. На это Гиммлер ответил, что он готов отдать германским войскам в Дании и Норвегии приказ капитулировать перед английскими, американскими или шведскими войсками. На вопрос о том, что он предполагает сделать в случае отказа западных союзников принять его предложение, Гиммлер ответил, что он возьмет на себя командование Восточным фронтом и погибнет сражаясь. Гиммлер выразил надежду, что в Мекленбург первыми придут западные союзники, а не русские, чтобы можно было спасти гражданское население.

В заключение граф Бернадотт сказал, что генерал Шелленберг находится сейчас во Фленсбурге, близ датской границы, с нетерпением ожидая известий, и что он может обеспечить немедленную доставку Гиммлеру любого сообщения. Оба посланника сказали, что отказ Гиммлера капитулировать на Восточном фронте похож на последнюю попытку создать неприятности в отношениях между западными союзниками и Россией. Ясно, что нацистам придется капитулировать перед всеми союзниками одновременно. Шведский министр признал, что, возможно, это и так, но сказал, что если войска на всем Западном фронте, в Норвегии и Дании сложат оружие, то это будет большой помощью для всех союзников, включая Россию, и приведет к скорой и полной капитуляции. Во всяком случае, по его мнению, информацию, доставленную Бернадоттом, следовало передать английскому и американскому правительствам. Что касается его собственного правительства, то, как он подчеркнул, англичане и американцы имеют полное право рассказать все Советам, так как шведы никоим образом не намерены и не желают, чтобы кто-либо считал, что они хотят способствовать разладу между союзниками. Единственная причина, почему шведское правительство не может прямо информировать Советы, заключается в том, что Гиммлер особо оговорил, что информация его предназначена только для западных держав [121] .

Это известие я получил утром 25 апреля и немедленно созвал заседание военного кабинета. О нашей реакции можно судить по телеграмме, отправленной мной президенту Трумэну:

Премьер-министр — президенту Трумэну 25 апреля 1945 года

«Вы, несомненно, получили несколько часов назад от Вашего посла в Стокгольме сообщение о переговорах между Бернадоттом и Гиммлером. Я тут же созвал заседание военного кабинета, члены которого одобрили направляемую Вам вслед за этим посланием телеграмму, которую мы посылаем маршалу Сталину и через обычные каналы повторяем для Вас. Надеемся, что Вы сочтете возможным телеграфировать маршалу Сталину и нам в этом же духе. Так как Гиммлер, очевидно, выступает от имени германского государства в не меньшей мере, чем может выступать кто-либо другой, то проблемой ответа, который нужно направить ему через шведское правительство, в принципе должны заняться три державы, поскольку никто из нас не может вступать в сепаратные переговоры. Однако этот факт ни в коей мере не ущемляет права генерала Эйзенхауэра или фельдмаршала Александера принимать капитуляции местного порядка по мере того, как они будут происходить».